| Главная » Файлы » Разное |
Сценарий о жизни и творчестве А.П.Чехова
| 14.04.2013, 17:49 | |
|
В качестве музыкального сопровождения можно использовать старинные русские вальсы и марши, например: «На сопках Маньчжурии», «Осенний сон», «Амурские волны», «Про-щание славянки», «Как нынче сбирается вещий Олег» и т.д. Участники вечера: гости и ведущие. Ведущие: Ольга, Маша и Ирина (т.е. три сестры). Гости: 1-й читатель, 2-й читатель, далее они же исполняют роли Тузенбаха, Войницкого, Беликова, Уезжающего. ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ, ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ (Негромко звучит военный марш.) Ольга. Сегодня тепло, можно окна держать настежь, а березы еще не распускались. Отец получил бригаду и выехал с нами из Москвы одиннадцать лет назад, и я отлично помню, в начале мая, вот в эту пору, в Москве уже все в цвету, тепло, все залито солнцем. Одиннад-цать лет прошло, а я помню там все, как будто выехала вчера. Боже мой! Сегодня утром проснулась, увидела массу света, увидела весну, и радость заволновалась в моей душе, захотелось на родину страстно! Ирина. Это все замечательно, но ты не забыла, что у нас сегодня будут гости? Сегодня же праздник. Маша. Праздник? Какой праздник? A-а, наверное, свадьба? Кто-нибудь кому-нибудь сделал предложение? Ирина. Нет, не свадьба. Ольга. Тогда, пожалуй, юбилей? Ирина. И не юбилей. Думайте-ка лучше, сестрички. Ольга. Боже мой, так ведь у тебя же сегодня День рождения, про это сам Антон Павлович написал! Как же я могла забыть! Маша. Это потому, что мы все время страдаем: «В Москву! В Москву!», а про остальное забываем. Ирина. Ну, раз у меня сегодня День рождения, могу я попросить у вас подарок? Маша. Ну разумеется, Иринушка, можешь. Чего тебе хотелось бы? Ирина. Я хочу, чтобы сегодня мы вспомнили нашего единственного и неповторимого родителя — Антона Павловича Чехова. В конце концов, без него и меня, да и вас всех не было бы. Согласны? Ольга. Хорошо ты это придумала. А кого же в гости ждать? Ирина. А кто захочет, тот и придет. Маша. А пока еще никого, кроме нас нет, уместно вспомнить некоторые моменты жизни писателя, в этой жизни есть, что вспомнить... (Музыка прекращается.) Маша. Родился Антон Павлович 17 января (по старому стилю) 1860 года в Таганроге. Дед его был крестьянином Воронежской губернии, крепостным помещика Черткова. С большим трудом за три с половиной тысячи рублей (сумма по тем временам огромная) Егор Ми-хайлович (так звали дедушку Чехова) выкупился у помещика. Не от этих ли корней появилось у Антона Павловича обостренное чувство справедливости, независимости и глубочайшего уважения к человеку? Братья Антона Павловича тоже были людьми весьма одаренными, но признавали первенство брата. Ольга. Гимназия... Не любил Чехов гимназии, о чем и писал: «Мне лично чуть ли не 50 лет по ночам снились строгие экзамены, грозные директорские, и придирки учителей. Отрадного дня из гимназической жизни я не знал ни одного» (На сцене появляется фигура, одетая в черное длинное пальто с поднятым воротником, на ногах галоши, на носу очки, в руках зонт.) Ирина. А это что еще за чудище? Я его не приглашала. Фигура. Вовсе я не чудище, а фамилия моя — Беликов. Может, слыхали? Ирина. A-а, знаменитый «Человек в футляре»! Ну как же, как же, вы личность знаменитая, ваше имя давно стало нарицательным, правда, в не очень лестном смысле. Беликов. Эти ваши намеки меня совершенно не интересуют. Я лучше отвечу вам словами самого Антона Павловича, недаром он меня создал: «И еще я имею кое-что сказать вам. Я давно служу, вы же только еще начинаете службу, и я считаю долгом, как старший товарищ, предостеречь вас. Вы катаетесь на велосипеде, а эта забава совершенно неприлична для воспитателя юношества... Если учитель едет на велосипеде, то что же остается ученикам? Им остается только ходить на головах. И раз это не разрешено циркулярно, то и нельзя. Я вчера ужаснулся! Когда я увидел вчера вашу сестрицу, то у меня помутилось в глазах. Женщина или девушка на велосипеде — это ужасно! Вы человек молодой, у вас впереди будущее, надо вести себя очень, очень осторожно... Вы ходите в вышитой сорочке, постоянно на улице с какими-то книгами, а теперь вот еще велосипед. О том, что вы и ваша сестрица катаетесь на велосипеде, узнает директор, потом дойдет до попечителя... Что же хорошего?» Ольга. Ну, с меня хватит! Вы же пришли на День рождения, а занимаетесь своим скучными дурацкими нотациями! Или ведите себя прилично, или идите своей дорогой. Беликов. Да я же боюсь, как бы чего не вышло... А теперь мне пора, надо кое-какие циркуляры составить. Всего хорошего! Маша. Ну, слава Богу, а то у меня от него голова закружилась. На чем мы остановились? Гимназистам не разрешалось посещать театр, но... Антон уже вкусил этой сладкой отравы и не мог без нее жить, а дебютом его как актера был Городничий в домашнем спектакле. Театр был первой (самой крепкой, как говорят!) любовью писателя, хотя он часто и давал зарок не писать больше. К счастью, обещание свое он нарушал. Ирина. И вот что интересно: Чехов стал студентом-медиком и сотрудником юмористических журналов почти одновременно. И он никогда не отрекался ни от одной из своих профессий. Скоро его писательство стало главным источником средств к существованию. Как, пожалуй, никто, Чехов научился в маленьком рассказе так передавать жизнь человека, как иному талантливому писателю не удастся в большом романе. Не зря появились такие широко известные афоризмы (нелишне вспомнить их еще раз): «Краткость — сестра та-ланта», «Искусство писать — это искусство сокращать», «Умею коротко говорить о длинных вещах». (На сцене появляются двое молодых людей (один из них может быть тем же, кто играл Беликова). Они одеты как служащие: рубашки, брюки, на локтях нарукавники. Они на ходу читают какую-то книгу и хихикают.) Ольга. Здравствуйте, господа! Коль вы уже попали сюда, позвольте спросить, что вас так развеселило? 1-й читатель. Да вы только прочтите, что тут написано! 2-й читатель. А лучше мы вам сами прочтем. Это «Жалобная книга», очень поучительная вещь. (Во время чтения звучит веселая музыка, например, какая-нибудь полька.) 1-й читатель. «Лежит она, эта книга, в специально построенной для нее конторке на станции железной дороги». Ключ от конторки «хранится у станционного жандарма», на деле же никакого ключа не нужно, так как конторка всегда отперта. Раскрывайте книгу и читайте. 2-й читатель. «Милостивый государь! Проба пера?» Под этим нарисована рожица с длинным носом и рожками. Под рожицей подпись: «Ты картина, я портрет, ты скотина, а я нет. Я — морда твоя». 1-й читатель. «Подъезжая к сией станции и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа. И.Ярмонкин». 2-й читатель. «Кто писал не знаю, а я дурак читаю». 1-й читатель. «Приношу начальству мою жалобу на кондуктора Кучкина за его грубости в отношении моей жене. Жена моя вовсе не шумела, а напротив старалась, чтоб все было тихо. А так же и насчет жандарма Клятвина, который меня грубо за плечо взял. Жительство имею в имении Андрея Ивановича Ищеева, который знает мое поведение. Конторщик Самолучшев». 2-й читатель. «Никандров социалист!» 1-й читатель. «Находясь под свежим впечатлением возмутительного поступка (зачеркнуто). Проезжая через эту станцию, я был возмущен до глубины души следующим... (зачеркнуто). На моих глазах произошло следующее возмутительное происшествие, рисующее яркими красками наши железнодорожные порядки (далее все зачеркнуто, кроме подписи). Ученик 7-го класса Курской гимназии Алексей Зудьев». 2-й читатель. «В ожидании отхода поезда обозревал физи- огномию начальника станции и остался ею весьма недоволен. Объявляю о сем по линии. Неунывающий дачник». 1-й читатель. «Я знаю, кто это писал. Это писал М.Д.». 2-й читатель. «Господа! Тельцовский шулер!» 1-й читатель. «Жандармиха ездила вчера с буфетчиком Костькой за реку. Желаем всего лучшего. Не унывай, жандарм!» 2-й читатель. «Проезжая через станцию и будучи голоден в рассуждении чего бы покушать, я не мог найти постной пищи. Дьякон Духов». 1-й читатель. «Лопай, что дают...» 2-й читатель. «Кто найдет кожаный портсигар, тот пущай отдаст в кассу Андрею Егорычу». 1-й читатель. «Так как меня прогоняют со службы, будто я пьянствую, то объявляю, что все вы мошенники и воры. Телеграфист Козьмодемьянский». 2-й читатель. «Добродетелью украшайтесь». 1-й читатель. «Катенька, я вас люблю безумно!» 2-й читатель. «Прошу в жалобной книге не писать посторонних вещей. За начальника станции Иванов 7-й». 1-й читатель. «Хоть ты и седьмой, а дурак». (Музыка прекращается.) Ирина. Браво, очень познавательная книга! Вся русская жизнь встает перед глазами, все характеры! Ольга. Большое вам спасибо, а теперь мы вернемся к жизни Антона Павловича. (Парочка уходит, продолжая листать книгу и хихикая.) Ольга. Никто из нас не любит критики. Что же говорить о критике такого сорта, которая не дает себе труда вдуматься в произведения автора и пишет первое, что взбредет в голову, отравляя этим жизнь писателя. «Газетный клоун», «талантливый развлекатель», «безыдейный писатель» — вот часть ярлыков, которыми критики награждали Чехова. Вот уж истинно, «нет пророка в своем отечестве»! Маша. Постепенно Антоша Чехонте превращается в Чехова, пишет рассказы, отличающиеся от прежних тем, что юмор и сатира уже не играют в них господствующей роли. «Горе», «Тоска», «Припадок» — эти рассказы потрясают высоким трагизмом вполне, казалось бы, ба-нальных историй. Ирина. Уже много десятков лет Чехов и такие понятия, как интеллигентность, воспитанность, — синонимы. А что же сам Антон Павлович понимал под воспитанностью? «Воспитанные люди уважают человеческую личность, а потому всегда снисходительны, вежливы, уступчивы... Они сострадательны не к одним только нищим и кошкам. Они чистосердечны и боятся лжи как огня. Ложь оскорбительна для слушателя и опошляет в его глазах говорящего. Они не рисуются, держат себя на улице так же, как дома... Они не болтливы и не лезут с откровенностями, когда их не спрашивают. Они не уничижают себя с той целью, чтобы вызвать в другом сочувствие. Они не говорят: «Меня не понимают!», потому что все это бьет на дешевый эффект, пошло, старо, фальшиво... Они не суетны. Их не занимают такие фальшивые бриллианты, как знакомство со знаменитостями... Если они имеют в себе талант, то уважают его К тому же они брезгливы. Они не могут уснуть в одежде, видеть на стене щели с клопами, дышать дрянным воздухом, шагать по оплеванному полу... И т.д. Таковы воспитанные. Чтобы воспитаться и не стоять ниже уровня среды, в которую попал, недостаточно вызубрить монолог из Фауста... Тут нужны беспрерывный дневной и ночной труд, вечное чтение, воля... тут дорог каждый час». Ольга. Медицина все же не оставляет Чехова равнодушным. Свидетельство тому — рассказы, посвященные этой стезе писателя. «Волк», «В родном углу», «Попрыгунья», «Палата номер шесть», «Хирургия» — вот далеко не полный перечень этих рассказов. Уже много лет редкая научная работа по душевным расстройствам, возникшим в результате неправильного влияния врача на психику больного, обходится без цитаты из записной книжки А.П. Чехова: «Z. идет к доктору, тот выслушивает, находит порок сердца. Z резко меняет образ жизни, принимает строфант, говорит только о болезни — весь город знает, что у него порок сердца. Он не женится, отказывается от любительских спектаклей, не пьет, ходит тихо, чуть дыша. Через 11 лет едет в Москву, отправляется к профессору. Этот находит совершенно здоровое сердце... Z рад, но вернуться к нормальной жизни он уже не может, ибо ложиться с курами и тихо ходить он привык, и не говорить о болезни ему уже скучно. Только возненавидел врачей и больше ничего». Маша. Чехов — уже известный писатель, но... «Вот уже два года я разлюбил видеть свои произведения в печати, оравнодушел к рецензиям, к разговорам о литературе... в душе какой-то застой... Мне не нравится, что я имею успех». Ирина. И вот тогда… (На сцене появляется один из чтецов «Жалобной книги», одетый по-дорожному — в плаще, шляпе, в руках — чемодан.) Ирина. Здравствуйте! Как видно, вы приехали издалека, добро пожаловать к нам в гости! Уезжающий. Собственно, я как раз уезжаю, вот зашел поздороваться и заодно уж и попрощаться, а то как-то невежливо. Ирина. Как жаль! А куда же вы уезжаете? Уезжающий. Еду я довольно далеко — на остров Сахалин. М а ш а. Ужасно далеко! А зачем же вы туда едете? Уезжающий. А зачем вы сегодня собрались? Вот и я хочу таким образом вспомнить сегодня Антона Павловича. Помните, как он писал? «Вы пишете, что Сахалин никому не нужен и ни для кого не интересен. Будто бы это верно? Не дальше как 25—30 лет назад, наши же русские люди, исследуя Сахалин, совершали изумительные подвиги, а нам это не нужно, мы только сидим в четырех стенах и жалуемся на то, что Бог дурно создал человека. Сахалин — это место невыносимых страданий, на какие только бывает способен человек... Из книг, которые я прочел и читаю, видно, что мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски, мы гоняли людей по холоду в кандалах десятки тысяч верст, заражали сифилисом, размножали преступников и все это сваливали на тюремных красноносых смотрителей... Виноваты не смотрители, а все мы, но нам до этого дела нет, это неинтересно». Как писатель Чехов оставил нам не только художественное, но и документальное свидетельство — «Остров Сахалин», а как доктор он собрал там материала «на три диссертации». «Я видел голодных детей, — писал Антон Павлович, — видел 13-летних содержанок, проституцией начинают заниматься девочки с 12 лет. Церковь и шкОла существуют только на бумаге, воспитывают же детей только среда и каторжная обстановка». Маша. Чехов вывез с Сахалина горечь на всю жизнь. Но... Уезжающий. «Какой кислятиной я был бы теперь, если бы сидел дома! Не то я возмужал от поездки, не то с ума сошел — черт меня знает». Ну, прощайте, господа, до встречи! (Уходит со сцены.) Ольга. Да-а, человека такого обостренного чувства совести еще надо поискать. Ирина. 17 октября 1886 года состоялась премьера «Чайки» на сцене Александринского театра в Петербурге. Провал был грандиозным, несмотря на то, что в спектакле были заняты лучшие актеры театра, в том числе Вера Федоровна Комиссаржевская, игравшая Нину Заречную. Публика пришла посмеяться над веселой комедией популярного по сатирическим журналам автора, а ей было предложено нечто совсем иное, ранее невиданное. В зале раздавались свист, негодующие возгласы. Маша. «Если я проживу еще семьсот лет, — говорил Чехов, — то и тогда не дам на театр ни одной пьесы. Будет! В этой области мне неудача». Какое счастье, что он ошибся! Какое счастье, что встретились как-то в «Славянском базаре» два гения и, просидев там невероятное количество часов, явили изумленному миру такое чудо, как Московский Художественно-общедоступный театр (как вы думаете, что это за театр?). И какое счастье, что произошла встреча Чехова с этим театром и лично с К.С. Станиславским и В.И. Немировичем-Данченко! Ирина. Пьеса «Чайка» имела грандиозный успех на этой сцене. К.С. Станиславский рассказывал: «Мы молча двинулись за кулисы. В этот момент публика разразилась стоном и аплодисментами. Бросились давать занавес... В публике успех был огромный, а на сцене... Целовались все, не исключая посторонних, которые ворвались за кулисы». С тех-то пор на занавесе МХАТа парит свободная чайка. Во МХАТе же Чехов встретил и свою большую любовь, прекрасную актрису (истинно чеховскую!) Ольгу Леонардовну Книппер и прожил с нею до конца своей короткой жизни. Ольга. Кстати, о любви... Про одну из своих пьес сам Чехов сказал, что там «три пуда любви». Мне кажется, это в полной мере можно отнести ко всем чеховским пьесам... (На сцене появляется один из «читателей», его костюм — рубашка, брюки, расстегнутый жилет.) Ольга. Добрый день! Мы рады вас видеть, господин... Войницкий. Можете звать меня просто дядя Ваня. Услышал, что вы говорите о любви и решил присоединиться. Не возражаете? Ольга. Разумеется, нет! А могу я составить вам компанию и побыть немного Еленой Андреевной? Дядя Ваня. Буду рад. Ну что ж, тогда начнем, пожалуй? СЦЕНА ИЗ «ДЯДИ ВАНИ» И «ТРЕХ СЕСТЕР» (Свет на сцене по возможности лучше убрать, так как диалог происходит ночью.) Елена Андреевна. А вы, Иван Петрович, опять вели себя невозможно... И сегодня за завтраком вы опять спорили с Александром. Как это мелко! Войницкий. Но если я его ненавижу! Елена Андреевна. Ненавидеть Александра не за что, он такой же, как все. Не хуже вас. Войницкий. Если бы вы могли видеть свое лицо, свои движения... Какая вам лень жить! Ах, какая лень! Елена Андреевна. Ах, и лень, и скучно! Все бранят моего мужа, все смотрят на меня с сожалением: несчастная, у нее старый муж! Это участие ко мне. О, как я его понимаю! Вот как сказал сейчас Астров: все вы безрассудно губите леса, и скоро на земле ничего не оста-нется. Точно так вы безрассудно губите человека... Во всех вас сидит бес разрушения. Вероятно, Иван Петрович, оттого мы с вами такие друзья, что оба мы нудные, скучные люди! Нудные! Не смотрите на меня так, я этого не люблю. Войницкий. Могу ли смотреть на вас иначе, если я люблю вас? Вы мое счастье, жизнь, моя молодость! Я знаю, шансы мои на взаимность ничтожны, равны нулю, но мне ничего не нужно, позвольте мне только глядеть на вас, слышать ваш голос... Елена Андреевна. Тише, вас могут услышать! Войницкий. Позвольте мне говорить о своей любви, не гоните меня прочь, и это одно будет для меня величайшим счастьем... Елена Андреевна. Это мучительно... (Уходит.) Войницкий. Пропала жизнь! Я талантлив, умен, смел... Если бы я жил нормально, то из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский... Я зарапортовался! Я с ума схожу... (Уходит.) Маша. Да, господа, это любовь... И, как правило, любовь без взаимности, без светлой радости и прекрасных надежд... Но любовь бывает разной. Ирина. Сестрички, все-таки у меня сегодня в самом деле День рождения, а «Три сестры» — моя любимая пьеса. Можно, я немного побуду в ней? Маша. Тебе нужен кто-то из нас для этого? Ирина. Нет, мне нужен только господин Тузенбах. Николай Львович, где вы? (На сцену выходит Тузенбах (из тех же бывших «читателей»), Он в костюме, шляпе и с букетом цветов. Остальные уходят со сцены, начинает звучать вальс «Осенний сон». Идет сцена из «Трех сестер». Тузенбах подходит к Ирине, целует ей руку и дарит цветы.) Тузенбах (поглядев на часы). Милая, я сейчас приду. Ирина. Куда ты? Тузенбах. Мне нужно в город, затем... проводить товарищей. Ирина. Неправда... Николай, отчего ты такой рассеянный? (Пауза.) Что вчера произошло около театра? Тузенбах (делая нетерпеливое движение). Через час я вернусь и опять буду с тобой. (Целует ей руки.) Ненаглядная моя... (Всматривается в лицо.) Уже пять лет прошло, как я люблю тебя, и все не могу привыкнуть, и ты кажешься мне все прекраснее. Какие прелестные, чудные волосы! Какие глаза! Я увезу тебя завтра, мы будем работать, будем богаты, мечты мои оживут. Ты будешь счастлива. Только вот одно, только одно: ты меня не любишь! Ирина. Это не в моей власти. Я буду твоей женой, и верной, и покорной, но любви нет, что же делать! (Плачет.) Я не любила ни разу в жизни. О, я так мечтала о любви, мечтаю уже давно, дни и ночи, но душа моя, как дорогой рояль, который заперт, и ключ потерян. (Пауза.) У тебя беспокойный взгляд. Тузенбах. Я не спал всю ночь. В моей жизни нет ничего такого страшного, что могло бы испугать меня, и только этот потерянный ключ терзает мою душу, не дает мне спать... Скажи мне что-нибудь. (Пауза.) Скажи мне что-нибудь... Ирина. Что? Что сказать? Что? Тузенбах. Что-нибудь. Ирина. Полно! Полно! (Пауза.) Тузенбах. Какие пустяки, какие глупые мелочи иногда приобретают в жизни значение вдруг, ни с того ни с сего. По-прежнему смеешься над ними, считаешь пустяками, и все же идешь и чувствуешь, что у тебя нет сил остановиться. О, не будем говорить об этом! Я точно первый раз в жизни вижу эти ели, клены, березы, и все смотрит на меня с любопытством и ждет. Какие красивые деревья, и, в сущности, какая должна быть около них красивая жизнь! Надо идти, уже пора... Вот дерево засохло, но все же оно вместе с другими качается от ветра. Так, мне кажется, если и я умру, то все же буду участвовать в жизни так или иначе. Прощай, моя милая... (Целует руки.) Твои бумаги, что ты мне дала, лежат у меня на столе, под календарем. Ирина. И я с тобой пойду. Тузенбах (тревожно). Нет, нет! (Быстро идет, потом останавливается.) Ирина! Ирина. Что? Тузенбах (не зная, что сказать). Я не пил сегодня кофе. Скажешь, чтобы мне сварили... (Быстро уходит.) (Ирина в задумчивости бродит по сцене. Выходит Ольга.) Ольга. Ужасный сегодня день... Я не знаю, как тебе сказать, моя дорогая... Ирина. Что? Говорите скорей: что? Бога ради! Голос за сценой. Сейчас на дуэли убит барон. Ирина (тихо плачет). Я знала, я знала... (Сестры, обнявшись, уходят со сцены, вальс звучит громко.) Маша. Антон Павлович искренне называл свои пьесы комедиями и очень обижался, когда у зрителей и исполнителей лились слезы. Он сердился и говорил, что никто ничего не понимает в его драматургии... Но довольно грусти, в самом деле, ведь любовь может быть и такой. СЦЕНА ИЗ ВОДЕВИЛЯ А.П. ЧЕХОВА «МЕДВЕДЬ» Маша исполняет роль Поповой, а 2-й «читатель» — Смирнова. Попова (наступает с кулаками на Смирнова). Извольте убираться вон! Смирнов. Не угодно ли вам быть повежливее? Попова (сжимая кулаки и топая ногами). Вы мужик, грубый медведь! Бурбон, монстр! Смирнов. Как? Что вы сказали? Попова. Я сказала, что вы медведь, монстр! Смирнов (наступая). Позвольте, какое же вы имеете право оскорблять меня? Попова. Да, оскорбляю... Ну так что же? Вы думаете, я вас боюсь? Смирнов. А вы думаете, что если вы поэтическое создание, то имеете право оскорблять безнаказанно? Да? К барьеру! Стреляться! Попова. Если у вас здоровые кулаки и бычье горло, то, думаете, я боюсь вас? А? Бурбон вы этакий! Смирнов. К барьеру! Я никому не позволю оскорблять себя и не посмотрю на то, что вы женщина, слабое создание! Попова (стараясь перекричать). Медведь! Медведь! Медведь! Смирнов. Пора, наконец, отрешиться от предрассудка, что одни только мужчины обязаны платить за оскорбления! Равноправность так равноправность, черт возьми! К барьеру! Попова. Стреляться хотите? Извольте! Смирнов. Сию минуту! Попова. Сию минуту! После мужа остались пистолеты... Я сейчас принесу их сюда... (Торопливо идет и возвращается.) С каким наслаждением я влеплю пулю в ваш медный лоб! Черт вас возьми! (Уходит.) Смирнов. Я подстрелю ее, как цыпленка! Я не мальчишка, не сентиментальный щенок, для меня не существует слабых созданий! Стреляться — вот это и есть равноправность, эмансипация! Тут оба пола равны! Подстрелю ее из принципа! Но какова женщина? (Дразнит.) «Черт вас возьми... Влеплю пулю в ваш медный лоб...» Какова? Раскраснелась, глаза блестят... Вызов приняла! Честное слово, первый раз такую вижу. Это — женщина! Вот это я понимаю! Настоящая женщина! Не кислятина, не размазня, а огонь, порох, ракета! Даже убивать жалко! Она мне положительно нравится! Положительно! Хоть и ямочки на щеках, а нравится! Готов даже долг ей простить... и злость прошла... Удивительная женщина! (Уходит со сцены.) Ольга. Летом 1904 года пришла печальная весть из Баденвейлера о смерти Антона Павловича. Смерть его была красива, спокойна и торжественна... О.Л. Книппер-Чехова: «Пришел доктор, велел дать шампанского. Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки. Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал: “Давно я не пил шампанского”, покойно выпил все до дна, тихо лег на левый бок и вскоре умолк навсегда...» (Все участники вечера выходят на сцену, звучит «Осенний сон».) Ольга. Мы будем жить! Проживем длинный, длинный ряд дней, долгих вечеров, будем терпеливо сносить испытания, какие нам пошлет судьба... 1-й читатель. Будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя... Маша. И Бог сжалится над нами и мы с тобою увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой — и отдохнем. Я верую, верую горячо, страстно... Мы отдохнем! 2-й читатель. Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир... Ирина. И наша жизнь станет тихою, сладкою, как ласка. Я верую, верую! (Музыка звучит громче.) ВИКТОРИНА Что происходит с солнцем, если «Епиходов идет»? («Солнце село, господа!») Сколько дает Раневская на чай? (Раневская «на чай дает лакеям по рублю».) Название какого овоща Яша использует для ласкового обращения к Дуняше? (Огурчик.) Сколько лет Пете Трофимову? (Петя Трофимов оказывается в пьесе человеком без определенного возраста — у каждого из героев свое мнение о том, сколько ему лет: Лопахин. Ему 50 лет скоро, а он все еще студент. Раневская. Вам 26 лет или 27, а вы все еще гимназист второго класса. Трофимов. Мне еще нет тридцати, я молод, я еще студент.) Кто из героев «Вишневого сада» полагает, что играет на мандолине, хотя на самом деле играет на гитаре? (Епиходов (играет на гитаре и поет). Как приятно играть на мандолине!) Какое блюдо, с точки зрения Вари, наиболее экономически целесообразно? (Раневская. Бедная моя Варя из экономии кормит всех молочным супом.) Плохой или хороший почерк у Лопахина? («Почерк у меня скверный, пишу я так, что от людей совестно, как свинья».) В одном из явлений «Вишневого сада» Фирс, услышав звук лопнувшей струны, замечает: «Перед несчастьем то же было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь». Какое несчастье имеет в виду Фирс? (Гаев. Перед каким несчастьем? Фирс. Перед волей.) К какому герою «Вишневого сада» обращены следующие реплики Яши: «Бог с ней совсем» и «Выводит из терпения»? (К матери Яши.) Конец Использованная литература: Ермилов В. Чехов. М., 1946. Кучина Т.Г., Болдырева Е.М. Интеллектуальные игры для школьников. Ярославль, 1998. Чехов А.П. Избранные произведения. Л., 1974. Шубин Б.М. Дополнения к портретам. М., 1985. | |
| Просмотров: 2282 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 0.0/0 | |
| Всего комментариев: 0 | |
