| Главная » Файлы » Разное |
Сценарий о жизни и творчестве Марины Цветаевой
| 14.04.2013, 17:47 | |
|
Вопросы по жизни и творчеству Цветаевой даются по окончании рассказа о ней, чтобы не нарушать цельности повествования. Действующие лица: Поэт, Биограф, Любовь, Юноша у Девушка. На сцене появляется Поэт (не хочется употреблять словс поэтесса, роль Поэта исполняет девушка). Поэт. Красною кистью Рябина зажглась. Падали листья, Я родилась. Спорили сотни Колоколов. День был субботний, Иоанн Богослов. Мне и доныне Хочется грызть Жаркой рябины Горькую кисть. Здесь хорошо бы дать фонограмму колокольного перезвона, крика птиц, шума ветра... Выходит Биограф (исполнитель этой роли — юноша или девушка по желанию постановщика). Биограф. Добрый вечер, друзья. Мы рады встрече с вами на вечере, посвященном великой поэзии Марины Ивановны Цветаевой и некоторым страницам ее удивительной и трагической жизни. Поэт. Немного есть на земле поэтов, которых узнают только по одному имени, без добавления фамилии. Говорят — Марина, и все предельно ясно, а она сама любила все предельное и даже запредельное, не правда ли? Ее биография... Собственно, автобиография Цветаевой — ее стихи и проза, ее письма и переводы, все ее творчество. Но все же — события, даты, имена, «версты, мили...». Без них не обойтись. Итак... Биограф. Предоставим слово самой Марине Ивановне, кто же лучше нее знает свою жизнь? Из автобиографии: «Марина Ивановна Цветаева. Родилась 26 сентября (по старому стилю) 1892 года в Москве. Отец — сын священника, европейский филолог, доктор Болонского университета, профессор истории искусств сначала в Киевском, затем в Московском университете, директор Румянцевского музея, основатель, вдохновитель и единоличный собиратель первого в России Музея изящных искусств (Москва). Герой труда. Умер в Москве, вскоре после открытия музея. Личное состояние (скромное, потому что всегда помогал нуждаю-щимся) оставил на школу в Талицах. Библиотеку, огромную, трудо- и трудноприобретенную, не изъяв ни одного тома, отдал в Румянцевский музей». Поэт. «Мать — польской княжеской крови, ученица Рубинштейна, редкостно одаренная в музыке. Умерла рано. Стихи от нее. Библиотеку (свою и дедовскую) тоже отдала в музей. Так от нас, Цветаевых, Москве три библиотеки. Отдала бы и свою, если бы за годы революции не пришлось продать. ...Стихи пишу с 6 лет. Печатаю с 16. Писала и французские, и немецкие... Литературных влияний не знаю, знаю человеческие... Любимые вещи в мире: музыка, природа, стихи, одиночество. Полное равнодушие к общественности, театру, зрительности. Чувство собственности ограничивается детьми и тетрадями». (На сцене появлется еще один персонаж — Любовь.) Любовь. Друзья мои, мне кажется, нельзя говорить о Цветаевой, не говоря о самой главной ее способности, ее страсти — способности любить, вернее, невозможности не любить. И это началось с самого ее рождения. Первая и пожизненная любовь — книги. Вот что писала об этой Марининой страсти, вероятно, лучший исследователь жизни и творчества поэта, Анна Саакянц: «Простое и хотя бы приблизительное перечисление того, что прочла Цветаева к 18 годам, показалось бы неправдоподобным по количеству и разнообразию. Пушкин, Лермонтов, Жуковский, Лев Толстой... Немецкие и французские романтики, Гюго, Ламартин, Ницше, Жан-Поль Рихтер. Романы Чарской и пьесы Ростана, Гейне, Гете, книги, связанные с Наполеоном... Впрочем, лучше остановиться...» Поэт. Что же мне делать, слепцу и пасынку, В мире, где каждый и отч и зряч, Где по анафемам, как по насыпям, Страсти! — Где насморком Назван — плач! Что же мне делать, певцу и первенцу, В мире, где наичернейший — сер! Где вдохновенье хранят, как в термосе! С этой безмерностью В мире мер?! Биограф. И эта страстность — на всю жизнь. Сама же она и называла это качество «безмерностью в мире мер». Как раздражало это ее качество многих и многих, как не хотели простить ей непохожести, безудержности, самого высокого градуса горения (не прожигания!) жизни! «Это была ученица совсем особого склада, — вспоминает ее одноклассница. — Не шла к ней ни гимназическая форма, ни тесная школьная парта... Из ее внешнего облика мне особенно запечатлелся нежный, «жемчужный», цвет ее лица, взгляд близоруких глаз с золотистым отблеском сквозь прищуренные ресницы. Короткие русые волосы мягко ложатся вокруг головы и округлых щек. Но, пожалуй, самым характерным для нее были движения, походка — легкая, неслышная. Она как-то внезапно, вдруг, появится перед вами, скажет несколько слов и снова исчезнет, а потом смотришь, вот она снова сидит на последней парте и, склонив голову, читает книгу. Она неизменно что-то читала или писала на уроках, явно безразличная к тому, что происходит в классе». Поэт. Детство... Любимая мама, любимая сестра Анастасия, прожившая ох какую непростую, долгую (за обеих?) жизнь и посвятившая большую ее часть сохранению светлого имени сестры, обереганию его от сплетен, лжи и спекуляций разного рода врагов и «друзей». Детство было коротким, но счастливым, в нем царила гармония и музыка: В старом вальсе штраусовском впервые Мы услышали твой тихий зов. С той поры нам чужды все живые И отраден беглый бой часов. Мы, как ты, приветствуем закаты, Упиваясь близостью конца. Все, чем в лучший вечер мы богаты, Нам тобою вложено в сердца. ...Все бледней лазурный остров — детство, Мы одни на палубе стоим, Видно, грусть оставила в наследство Ты, о мама, девочкам своим! Биограф. Когда Марина Цветаева отдала в печать свою первую книгу «Вечерний альбом», ей только что исполнилось 18 лет. Любовь заполняет эту книгу, дышит ею. Любовь к маме, любимой сестре, к жизни, такой прекрасной и безоблачной (как недолго будет это длиться!), к подругам по гимназии В.Я. Брюсов, которому Цветаева послала сборник с просьбой «просмотреть его», дал довольно суровый отзыв, хотя и назвал его «хорошей школой». Этот достаточно пренебрежительный отзыв сыграл, однако, свою роль: он утвердил в Цветаевой уверенность в том, что ее долг, — невзирая ни на что, оставаться самою собой, быть предельно искренней. (Звучит вальс Шопена, под него на сцене появляются Девушка и Юноша. Они кружатся в вальсе и ведут беззвучный разговор, смеются, тоже беззвучно, не сводят друг с друга глаз и, наконец, обмениваются кольцами.) Любовь. 5 мая 1911 года Цветаева приехала в Коктебель к Максимилиану Волошину, другу на всю жизнь, одному из немногих. С этого дня жизнь ее обрела смысл. Встреча с семнадцатилетним Сергеем Эфроном, только что приехавшим туда из пансиона. Любовь с первого же дня — и на всю жизнь. И — вдумайтесь: — Марина и Сережа родились в один день, 26 сентября, Марина была годом старше. 16 октября 1941 года расстреляли Сергея. 31 августа 1941 года покончила с собой Марина. Если кто-то скажет, что это — случай, совпадение — ошибется. Это — судьба. Горькая! Девушка. «Сергей — имя тонкое, но несколько хрупкое, без стержня, и Сергею требуется какая-то парность...» (П. Флоренский). Любовь. Ему было семнадцать, ей — восемнадцать. Он подарил ей на коктебельском берегу сердоликовую бусину... Биограф. Письма, которые они писали друг другу всю жизнь, невозможно читать бесстрастно, как образцы эпистолярного жанра. Это — потрясение, это невозможный накал страстей, обжигающий и сегодня. Юноша. Сергей — Марине: «Я живу верой в нашу встречу. Без Вас для меня не будет жизни, живите! Я ничего от Вас не буду требовать — мне ничего не нужно, кроме того, чтобы Вы были живы... Берегите себя, заклинаю Вас... Храни Вас Бог. Ваш С.» Девушка: Марина — Сергею: «Мой Сереженька!.. Не знаю, с чего начинать: То, чем и кончу: моя любовь к Вам...» Биограф: Вот так, на «Вы», они были всю жизнь. Сквозь войны, чужие кухни, нищий быт, в лохмотьях — но на «Вы»! В этом «Вы» была не отчужденность, а гордость суверенностью ближнего, уважение к его сложности. (Девушка и Юноша покидают сцену, она идет, положив голову на его плечо, а он не спускает с нее нежного взгляда.) Поэт. Я с вызовом ношу его кольцо! Да, в вечности жена, не на бумаге! — Чрезмерно узкое его лицо Подобно шпаге. Безмолвен рот его, углами вниз, Мучительно великолепны брови. В его лице трагически слились Две древних крови. Он тонок первой тонкостью ветвей. Его глаза — прекрасно-бесполезны! — Под крыльями раскинутых бровей — Две бездны. В его лице я рыцарству верна, Всем вам, кто жил и умирал без страху! — Такие — в роковые времена — Слагают стансы — и идут на плаху. Поэт. Разве это не поэтическое предвидение, не роковое пророчество гениального поэта и любящей женщины? Судьба, господа, судьба... Биограф. 27 января в Москве состоялось венчание Марины Цветаевой и Сергея Эфрона. В феврале почти одновременно вышли в свет их книги ««Волшебный фонарь» и «Детство». На титульном листе обозначено: «Книгоиздательство «Оле-Лукойе», Москва, 1912 год. Шутка двух юных умов...». Рецензии на «Фонарь» были опять же не очень лестные, но эти отклики не слишком портили настроение Цветаевой. 5 сентября 1912 года у Марины родилась дочь. «Аля — Ариадна Эфрон, родилась в половине шестого утра, под звон колоколов. Я назвала ее Ариадной, — вопреки Сереже, который любит русские имена, папе, («Ну, Катя, ну, Маша, — это я понимаю! А зачем Ариадна?»), друзьям, которые находят, что это «салонно». Поэт. Не знаю — где ты и где я. Те ж песни и те же заботы. Такие с тобою друзья! Такие с тобою сироты! И так хорошо нам вдвоем — Бездомным, бессонным и сирым... Две птицы: чуть встали — поем, Две странницы: кормимся миром. Ариадна, Аля, Маринин первенец, она была и ребенком, и подругой, и первым читателем Потом на хрупкие плечи Али обвалится каждодневный быт, безумно неустроенный, от которого Марина сходила с ума... Еще позже лихая, страшная — «цветаевская» — судьба и ее закружит в бешеном вихре. И вся жизнь — для матери, о матери и об отце хлопоты, письма, благодарности и — просьбы не упоминать в связи с собой имен родителей... Но это все — потом, жизнь так длинна, особенно, когда она ТАК трагична... А пока: «У нее бледное личико с не совсем еще сошедшим загаром. Глаза огромные, светло-голубые... О ее глазах: когда мы жили в Ялте, наша соседка по комнате все вздыхала, глядя на Алю: «Сколько народу погибнет из-за этих глаз!» Биограф. Но не писать она не может и пишет при любых обстоятельствах, что и провозглашает в статье: «Все мы пройдем. Через пятьдесят все мы будем в земле. Будут новые лица под вечным небом, и мне хочется крикнуть всем еще живым: Пишите, пишите больше! Закрепляйте каждое мгновение, каждый жест, каждый вздох! За-писывайте точнее! Нет ничего не важного!» Теперь она уже была прочно вставлена в ряд поэтов- современников: Вячеслав Иванов, Валерий Брюсов, Константин Бальмонт, Николай Гумилев, Сергей Городецкий, Анна Ахматова, Михаил Кузмин, Игорь Северянин. Биограф. Еще одна страсть — Поэта к Поэту — преклонение, почти обожествление Александра Блока. Всю жизнь Марина испытывала потрясение от чужого таланта и считала необходимым высказать это вслух. Поэт. Ты проходишь на запад солнца, Ты увидишь вечерний свет, Ты проходишь на запад солнца, И метель заметает след. Мимо окон моих — бесстрастный — Ты пройдешь в снеговой тиши. Божий праведник мой прекрасный, Свете тихий моей души! Я на душу твою — не зарюсь! Нерушима твоя стезя. В руку, бледную от лобзаний, Не вобью своего гвоздя. И по имени не окликну, И руками не потянусь. Восковому, святому лику Только издали поклонюсь. И, под медленным снегом стоя, Опущусь на колени в снег, И во имя твое святое Поцелую вечерний снег — Там, где поступью величавой Ты прошел в снеговой тиши. Свете тихий — святые славы — Вседержитель моей души. Любовь. «He-любящий» человек так не напишет, не правда ли, господа? Любовь, по Цветаевой, — синоним жизни, вне любви — жалкое существование без смысла и цели, «Я так стремительно вхожу в жизнь каждого встречного, который мне чем-нибудь мил, так хочу ему помочь, «пожалеть», что он пугается — или того, что я его люблю, или того, что он меня полюбит... Мне всегда хочется сказать, крикнуть: «Господи Боже мой! Да я ничего от Вас не хочу. Вы можете уйти и вновь прийти, уйти и никогда не вернуться — мне все равно, я сильна, мне ничего не нужно, кроме своей души!» Биограф. В 1922 году вышла книга стихов под названием «Версты». Это было рождением настоящей Марины Цветаевой. Вот опять окно, Где опять не спят. Может — пьют вино, Может — так сидят. Или просто — рук Не разнимут двое. В каждом доме, друг, Есть окно такое. ……………………………………….. Помолись, дружок, за бессонный дом, За окно с огнем! Поэт. «Роман» Цветаевой с театром начался в конце 1918 года, был он недолгим, но бурным, разрешился несколькими пьесами. Настоящая цветаевская драматургия еще впереди, Марина в полной мере хлебнет трагедию в жизни, прежде чем создать трагедии для сцены... Ни одна ее пьеса при жизни поставлена не была. А сколько души и потрясающего поэтического видения вложила Марина в них! Никому не нужно — уж к этому в жизни ей было не привыкать. Но сейчас ее волнует другое — неизвестность судьбы Сергея Эфрона. Из Москвы он уехал в Ростов, где формировалась добровольческая армия Корнилова. Цветаева именно теперь стала ревностной поборницей белого движения — то была романтика обреченности. «Добровольчество — это добрая воля к смерти». — Что делали? — Да принимали муки, Потом устали и легли на сон. И в словаре задумчивые внуки За словом: долг напишут слово: Дон. Биограф. А пока — ну куда же деться — быт: «Мой день: встаю — холод — лужи — пыль от пилы — ведра — кувшины, тряпки — везде детские платья и рубашки. Пилю. Топлю. Мою в ледяной воде картошку, которую варю в самоваре. Самовар ставлю горячими углями, которые выбираю тут же из печки... Потом уборка... потом стирка. Маршрут: в детский сад, за усиленным питанием, оттуда в столовую (на карточку от сапожников), к бывшему Генералову — не дают ли хлеб — оттуда опять в детский сад за обедом, оттуда — по черной лестнице, обвешанная кувшинами, судками и жестянками — и еще ужас: не вывалилась ли из корзиночки сумка с карточками?! — по черной лестнице — домой. Сразу к печке. Раздуваю. Разогреваю. Все обеды — в одну кастрюльку — суп вроде каши. Кипячу кофе. Пью. Курю... В 10 часов день окончен. Иногда пилю и рублю на завтра. В 11 или в 12 часов я тоже в постель. Счастлива лампочкой у самой подушки, тишиной, тетрадкой, папиросой, иногда — хлебом...» Любовь. В феврале 20-го года умерла младшая дочь Цветаевой — Ирина. Как писала сама Марина: «Старшую у тьмы выхватывая — Младшей не уберегла». Еще один рубец на сердце, еще одна седая прядь... В 1921 году Марина Ивановна узнала, что Сергей Яковлевич жив — она получила от него первую весть. Юноша. «Наша встреча с Вами была величайшим чудом, и еще большим будет наша встреча грядущая. Когда я о ней думаю — сердце замирает — страшно — ведь большей радости и быть не может, чем та, что нас ждет. Но я суеверен — не буду об этом» На этом заканчивается первая часть горькой и невероятной судьбы Марины Цветаевой и начинается вторая — «После России». (Звучит «Адажио» Альбинони.) Биограф. В понедельник, ярким днем 15 мая 1922 года Марина Ивановна с Алей сошли на вокзале в Берлине. А в июне Цветаева впервые после долгой разлуки увидела наконец мужа. Их встречу спустя много лет описала единственная свидетельница — Аля. (С разных концов сцены навстречу друг другу медленно идут мужчина и женщина, застывают на некотором расстоянии и молча стоят, глядя друг другу в глаза.) Поэт. Пустынная площадь, солнечный свет, одинокая высокая фигура бежавшего к ним мужчины... Как долго стояли они оба, обнявшись, как стали вытирать друг другу мокрые от слез щеки... (Мужчина и женщина уходят со сцены обнявшись.) Биограф. И все-таки существовало на Земле место, где Марина была абсолютно счастлива и абсолютно несчастна — а значит, где она была у себя — Чехия. Поэт. Край всего свободнее И щедрей всего. Эти годы — родина Сына моего. Празднует смородина Лета торжество. Эти хаты — родина Сына моего. Было то рождение В мир — рожденьем в рай. Бог, создав Богемию, Молвил: «Славный край!» Биограф. Чехия — центр русской эмиграции начала 20-х, родина всех, кто без страны. Здесь написаны лучшие ее стихи, здесь вся семья была вместе, здесь появился на свет ее сын — Георгий, Мур... В письме к своей чешской подруге (на всю жизнь и на всю смерть!) Анне Тесковой, написанном в 1938 году, такие строки: «День и ночь, день и ночь думаю о Чехии, живу с ней и ею, чувствую изнутри нее... я бы хотела быть чехом — и чтобы мне было 20 лет: чтобы дольше драться». Много лет спустя, в Париже, она скажет о жизни в Чехии: «Да, все это было на другой планете» Поэт. Не умрешь, народ, Бог тебя хранит! Сердцем дал — гранат, Грудью дал — гранит! Эти строки благодарная Прага высекла на мемориальной доске в самом своем сердце. Биограф. Чехия же подарила Марине неистовую любовь. (Она любила всю жизнь и всегда — неистово. Эфрон — отдельно ото всех любовей.) Любовь. «Я сейчас на резком повороте жизни... Я даром таких слов не говорю и таких чувств не чувствую... Воздух, которым я дышу, воздух трагедии... Хватит ли у Вас сил долюбить меня до конца, то есть в час, когда я скажу: «Мне надо умереть». Ведь я не для жизни, у меня все — пожар. Я ни в одну форму не умещаюсь, даже в наипросторнейшую — своих стихов! Не могу жить. Все не как у людей». Эта тема — «не могу жить», «мне надо умереть» — преследует ее всю жизнь. (На сцене появляется Девушка, потом — Юноша.) Девушка. Отрешенный взгляд, иногда усмешка и короткая, вполголоса реплика, меткая, разящая, как стрела. И другой взгляд — острый, всматривающийся, если человек оказывался (или показывался) достойным всматриванья, сочувствия. Юноша. Короткая челка — не украшение лица, а лишь необходимое его «оформление». Крепкие трудовые жилистые руки с короткими пальцами, одни вспоминают на них следы чернил, другие — желтизну от табака. Вечные атрибуты — массивные серебряные кольца, браслеты... (Юноша целует Девушке руку, она стремительно уходит, он пытается ее догнать.) Биограф. Сын рос, дочь взрослела, над всем царствовал изнуряющий каждодневный быт — значит, пора менять места обитания. Куда теперь? Конечно, в столицу мира, город городов — в Париж! Там столько русских, и каких еще русских, там и ее место! Поэт. Она опять ошиблась, как часто это делала. Удивительно часто ошибалась Цветаева, почти так же часто, как и пророчествовала с той же удивительной точностью... Из стихов к сыну: Не быть тебе нулем Из молодых — да вредным! Ни медным королем, Ни попросту — спортсмедным Лбом, ни слепцом путей, Коптителем кают, Ни парой челюстей, Которые жуют, В сем полагая цель. Ибо — в любую щель — Я с моим ветром буйным! Не быть тебе буржуем. Ни галльским петухом Хвост заложившим в банке, Ни томным женихом Седой американки — Нет, ни одним из тех, Дописанных, как лист, Которым — только смех Остался, только свист Достался от отцов! С той стороны весов, Я — с черноземным грузом! Не быть тебе французом. Но так же — ни одним Из нас — досадных внукам! Кем будешь — Бог один Не будешь кем — порукой — Я, что в тебя — всю Русь Вкачала — как насосом! Бог видит! — побожусь! — Не будешь ты отбросом Страны своей. Биограф. Не правда ли, какое гордое и горькое стихотворение! Ей-то всю жизнь давали понять собственную ненужность, чрезмерность, отдельность ото всего, а уж от эмиграции в огромной степени. Как, впрочем, и от родной, горячо и преданно любимой (но не любящей!) страны. Отсюда и это слово — «отброс». Были и вечера с чтением стихов, и редкие праздники, и новые лица, часто приятные, но пресловутая «безмерность в мире мер» и здесь не могла ничем помочь ей в жизни, в быту, неустроенном и подчас кошмарном, высасывающем все силы... Париж, Медон, Вадея, Ванв — это французские адреса метаний Марины Цветаевой. (На сцене появляются Девушка и Юноша, они как будто не видят друг друга и разговаривают будто бы сами с собой, т. е. — мысли вслух. Звучит отрывок из «Поэмы экстаза» Скрябина.) Девушка. «Я здесь никому не нужна Есть — знакомые. Но какой это холод, какая условность, какое висение на ниточке и цепляние за соломинку. Какая нечеловеч- ность... Все меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я ненужна. Там я невозможна». Но опять, конечно же, не быт стоит надо всем, а ощущение «никому-ненужности», особенно ненужности ее души, ее стихов Юноша. «Я подал прошение о советском гражданстве. Мне необходима поддержка моего ходатайства в ЦИКе... Я в течение пяти последних лет открыто и печатно высказывал свои взгляды, и это дает мне право так же открыто просить и гражданство...» Девушка. «...Там я невозможна...» Юноша. «...Подал прошение о советском гражданстве» Девушка. «...Все выталкивает в Россию» Юноша. «...Необходима поддержка моего ходатайства...» Поэт. С фонарем обшарьте Весь подлунный свет! Той страны на карте Нет, в пространстве — нет! Выпита как с блюдца, — Донышко блестит! Можно ли вернуться В дом, который — срыт? Девушка. «Если Бог сделает это чудо — оставит Вас в живых, я пойду за Вами, как собака» Просматривая это раннее письмо С.Я. Эфрону, Марина сделала пометку на полях: «Вот и пойду, как собака». Биограф. В июне 1939 года мать и сын сели в поезд. Отец и дочь уже там, пока еще не в тюрьме, но уже в России. Из Парижа ее с сыном не провожал никто. Любовь. Еще два года будет длиться Голгофа Марины, ее расплата — за что? — непохожесть? нетерпимость? неумение приспосабливаться к чему бы то ни было? за право быть самой собой? Расплата за любовь, неуемную, невозможную «в мире мер», любовь земную и поэтическую, конкретную и космическую. Ну разве так можно, господа... Поэт. Москва, Голицыно, Болшево — они почти ничем не отличались друг от друга. Без мужа и дочери, без жилья и друзей, без «надобы в себе» и абсолютно без всяких надежд... Следующий документ обличает всех убийц на свете: «В совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда. М. Цветаева» Не приняли. Город Елабуга — последнее земное пристанище неукротимой души поэта Девушка. «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже... Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик». Юноша. Мур не смог ничего передать. Аля отбывала срок (Господи, она-то за что?), Сергей Яковлевич будет скоро расстрелян (судьба — горькая!), сам же Георгий Эфрон погибнет на фронте. ...Помолись, дружок, за бессонный дом, За окно с огнем. Девушка. На кладбище города Елабуга есть такая надпись: «В этой части кладбища похоронена Марина Цветаева». Поэт. И все-таки Кассандрово пророчество неподвластно ничему и никому, и, может быть, в этом и есть смысл мук и страданий истинного поэта: Моим стихам, написанным так рано, Что и не знала я, что я — поэт, Сорвавшимся, как брызги из фонтана, Как искры из ракет, Ворвавшимся, как маленькие черти, В святилище, где сон и фимиам, Моим стихам о юности и смерти Нечитанным стихам! — Разбросанным в пыли по магазинам (Где их никто не брал и не берет!) Моим стихам, как драгоценным винам, Настанет свой черед. Вопросы о жизни и творчестве М.И. Цветаевой 1. Как называется небольшой городок на Оке, где любила проводить лето семья Цветаевых? (Таруса.) 2. Кому из великих русских поэтов посвятила Цветаева циклы стихов? (А.С. Пушкину, А.А. Ахматовой, А.А. Блоку.) 3. Как назывался первый альбом поэта? («Вечерний альбом».) 4. Назовите произведения, посвященные белой армии. («Перекоп», «Лебединый стан».) 5. Кому посвящено эссе Цветаевой «Пленный дух»? (Писателю Андрею Белому.) 6. Назовите австрийского поэта, с которым Цветаева находилась в длительной и очень важной для нее переписке и чью смерть она переживала очень тяжело? (Райнер Мария Рильке.) 7. Как звали великого русского писателя, с которым Цветаева долгое время находилась в «эпистолярном» романе, а встретилась лишь спустя долгое время? (Борис Пастернак.) 8. Знаете ли вы шутливое прозвище матери М. Волошина? (Пра.) 9. Назовите имя сестры Марины Ивановны? (Анастасия Ивановна.) 10. Как называется ее книга, посвященная Марине? («Воспоминания».) 11. Кому посвящена «Повесть о Сонечке» (Софье Гол- лидэй, актрисе МХАТа.) 12. Какая из пражских достопримечательностей более всего связана с именем Цветаевой? (Статуя «Рыцарь Брунсвик» на мосту через Влтаву.) 13. Как называются места в Чехии, где проживала Марина Ивановна? (Мокропсы и Вшеноры.) 14. Как звали жену нобелевского лауреата, великого русского писателя И.А. Бунина, с которой Цветаева поддерживала добрые отношения в эмиграции? (Вера Николаевна.) 15. Перечислите названия поэм Марины Цветаевой. («Поэма Горы», «Поэма Конца», «Поэма Лестницы», «Поэма Воздуха».) Конец Использованная литература Саакянц А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М., 1997. Цветаева М. Стихотворения. Ашхабад, 1986. | |
| Просмотров: 1288 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 0.0/0 | |
| Всего комментариев: 0 | |
