| Главная » Файлы » Разное |
Сценарий по произведениям И.А.Бунина
| 14.04.2013, 17:49 | |
|
Сцена представляет собой кусочек площади времен Октябрьской революции — красные флаги, на полу — сброшенные кресты, лозунги «Долой Учредительное собрание!», «Вся власть — Советам!», «Все на борьбу с разрухой!», «Враг не пройдет!», «Смерть Антанте!» и т. д., плакаты из «Окон РОСТа» В. Маяковского с изображениями буржуев, обрывки бумаги, тряпок, вообще, полный беспорядок. В углу сцены стоит письменный стол. На столе — книги, бумаги, письменные принадлежности. Все это производит впечатление, будто за столом продолжается работа. Звучит музыка Рахманинова. Из-за кулис выходит Поэт. Он одет в домашнюю стеганую; куртку, белую рубашку, мягкие брюки. В руке у него свеча. Медленно он проходит по сцене, как бы не замечая творящегося вокруг. Подойдя к столу, он ставит подсвечник и зажигает свечу. Потом начинает читать, спокойно и слегка торжественно. Поэт. И цветы, и шмели, и трава, и колосья, И лазурь, и полуденный зной... Срок настанет — Господь сына блудного спросит: «Был ли счастлив ты в жизни земной?» И забуду я все — только вспомню вот эти Полевые пути меж колосьев и трав — И от сладостных слов не успею ответить, К милосердным коленям припав. Не правда ли, божественные стихи? Какое чувство, какой аромат, какая любовь к русскому слову! Несомненно, Иван Алексеевич Бунин — абсолютный лирик. Вся его жизнь была неотделима от прекрасного — природы, России, любви, в ней не было места ничему низменному, пошлому, вульгарному. Он жил в другом мире... (На сцене появляется Гражданин. Он одет в длинный черный плащ и шляпу, в его руках трость и дорожный баул.) Гражданин. Да полноте, любезнейший, в том же самом мире он и жил, со всеми его прелестями, и, уверяю вас, видел и чувствовал все его несовершенство гораздо острее нас с вами, поскольку он был поэтом. Поэт. Вот именно, поэтом! А поэт видит в жизни только прекрасное, только изящное и возвышенное. Иначе — какая же это поэзия? Гражданин. Изящное, говорите? Ну-ну... А вот, не угодно ли послушать? «Когда выходил в полдень: накрапывает, возле Соборной площади порядочно народу, но стоят бессмысленно, смотрят на всю эту балаганщину необыкновенно тупо. Были, конечно, процессии с красными и черными знаменами, были какие-то размалеванные "колесницы” в бумажных цветах, лентах и флагах, среди которых стояли и пели, утешали “пролетариат” актеры и актрисы в оперно-народных костюмах, были “живые картины”, изображавшие “мощь и красоту рабочего мира”, “братски” обнявшихся коммунистов, “грозных” рабочих в кожаных передниках и “мирных пейзан”, — словом, все, что полагается, что инсценировано по приказу из Москвы. ...Перед вечером был на екатерининской площади. Мрачно, мокро, памятник Екатерине с головы до ног закутан, забинтован грязными, мокрыми тряпками, увит веревками и залеплен красными деревянными звездами. А против памятника чрезвычайка, в мокром асфальте жидкой кровью текут отражения от красных флагов, обвисших от дождя и особенно паскудных». Поэт. Боже мой, что за ужас вы читаете? Как это грубо, как жестоко! Не знаю, кто мог написать подобное. Гражданин. В самом деле? А если я вам скажу, что это написано великолепным лириком Иваном Буниным, вы, наверное, будете чрезвычайно шокированы? Поэт. Я вам не верю. Иван Алексеевич даже слов таких не знал. Если угодно, я прочту вам стихотворения, написанные в годы Октябрьской революции, вы увидите, что он не изменял своей музе. Итак, слушайте. Золотыми цветут остриями У кровати полночные свечи. За открытым окном, в черной яме, Шепчет сад беспокойные речи. Эта тьма, дождевая, сырая, Веет в горницу свежим дыханьем — И цветы, золотясь, вырастая, На лазурном дрожат основанье. Засыпаю в постели прохладной, Очарован их дрожью растущей, Молодой, беззаботный, с отрадной Думой-песней о песне грядущей. Разве есть что-то общее у этих божественных стихов с бредом, прочитанным вами? Гражданин. Есть. И то и другое написаны одним великим писателем. Я смотрю, наш диспут еще продолжится, так почему бы нам не познакомиться? Можете называть меня Гражданин, поскольку меня очень интересует гражданская позиция великого Бунина, как, впрочем, и все его творчество. Поэт. Тогда зовите меня — Поэт, потому что, как мне кажется, поэзия Бунина все-таки несравнимо важнее его публицистики. Гражданин. Да поймите вы, уважаемый Поэт, что великого писателя невозможно расчленить на отдельные составляющие — тут он велик, а тут не очень, тут изящен, а вот тут груб... В этом весь гений с его противоречиями, чувствами, злостью, неприятием чего-то или кого-то. Гении — натуры весьма непростые, уж поверьте мне и не следует их обеднять, приписывая лишь одно какое-то качество. Вот, послушайте-ка: «Вышел в семь, поминутно дождь, похоже на осенний вечер. Прошел по Херсонской, потом завернул к Соборной площади. Еще светло, а уже все закрыто, все магазины —тягостная, тревожащая душу пустота. Пока дошел до площади, дождь перестал, шел к собору под мокрой зеленью уже зацветавших каштанов, по блестящему мокрому асфальту. Вспомнил мрачный вечер “первого мая”. А в соборе венчали, пел женский хор. (Начинает звучать музыка С.В. Рахманинова — Прелюдия № 12 соль минор.) Вошел, и, как всегда за последнее время, эта церковная красота, этот остров “старого” мира в море грязи, подлости и низости “нового”, тронули необыкновенно. Какое вечернее небо в окнах! В алтаре, в глубине окна уже лилово синели — любимое мое. Милые девичьи личики у певших в хоре, на головах белые покрывала с золотым крестиком на лбу, в руках ноты и золотые огоньки маленьких восковых свечей — все было так прелестно, что, слушая и глядя, очень плакал. Шел домой, — чувство легкости, молодости. И наряду с этим — какая тоска, какая боль!» (Музыка постепенно затихает.) Гражданин. Разве не потрясающе? А ведь это тоже «Окаянные дни». Поэт. Вот это уже больше похоже на стиль великого мастера, хотя кое-что все равно не в его манере. Вспомните «Темные аллеи», вспомните эти божественные рассказы, впрочем, может быть, ребята нам помогут? Давайте-ка вспомним прелестную бунинскую прозу: (Перечисляют: «Митина любовь», «Солнечный удар», «Легкое дыхание», «Грамматика любви», «Темные аллеи», «Русь», «Господин из Сан-Франциско».) Эти рассказы написаны в разное время жизни Бунина, но их объединяет неподражаемый стиль автора. А вот послушайте еще. Мы рядом шли, но на меня Уже взглянуть ты не решалась. И в ветре мартовского дня Пустая наша речь терялась. Белели стужей облака Сквозь сад, где падали капели, Бледна была твоя щека, И как цветы глаза синели. Уже полураскрытых уст Я избегал касаться взглядом, Но был еще блаженно пуст Тот дивный мир, где шли мы рядом. Поверите ли, что это стихотворение написано в 1917 году, в самый разгар кровопролития и хаоса? Граждан ин. Ну отчего же не поверю, любезный. И вот это написано в те времена: «Тогда наступило исступление, острое умопомешательство. Все орали друг на друга за малейшее противоречие: “Я тебя арестую, сукин сын!” Меня в конце марта 17 года чуть не убил солдат на Арбатской площади — за то, что я позволил себе некоторую “свободу слова”, послав к черту газету “Социал-демократ”, которую навязывал мне газетчик. Мерзавец солдат прекрасно понял, что он может сделать со мной все, что угодно, совершенно безнаказанно, — толпа, окружавшая нас, и газетчик сразу же оказались на его стороне: “В самом деле, товарищ, вы что же это, брезгуете народной газетой в интересах трудящихся масс? Вы, значит, контрреволюционер?” Как они одинаковы, все эти революции! Во время Французской революции тоже сразу была создана целая бездна новых административных учреждений, хлынул целый потоп декретов, циркуляров, число комиссаров, — непременно почему-то комиссаров, — и вообще всяческих властей стало несметно, комитеты, союзы, партии росли как грибы, и все “пожирали друг друга”, образовался совсем новый, особый язык, сплошь состоящий из высокопарнейших восклицаний вперемешку с самой площадной бранью по адресу “грязных остатков издыхающей тирании...” Все это повторяется потому прежде всего, что одна из самых значительных черт революций — бешеная жажда игры, лицедейства, позы, балагана. В человеке просыпается обезьяна». Поэт. Ах, Боже мой, вы просто убиваете меня этими цитатами! По-вашему получается, что Бунин глубоко презирал и яростно ненавидел все русское, российское?! Гражданин. Вы так это поняли? К сожалению, многие недоброжелатели и завистники Бунина расценили «Окаянные дни» именно таким образом, как поливание всего и всех грязью. Как же можно не заметить, что эта ярость происходит именно от глубочайшей любви к России и глубочайшей боли от происходящей в ней катастрофы. (На сцену выходит Эмигрант. Он одет в элегантный костюм.) Эмигрант. Вы совершенно правы. Поскольку поэт, от лица которого я выступаю, довольно часто общался с Буниным в эмиграции, его свидетельству мы можем верить. Имя этого поэта — Георгий Иванов. Итак: «Еще вчера Бунин жил среди нас. Еще вчера он был связан тысячью нитей, ниточек, паутинок с нашим беженским бытием, с нашими бедами, надеждами, разочарованиями, со всем тем, что “рассудку вопреки, наперекор стихиям” тянется уже тридцать шестой год, называясь жизнью русской эмиграции. И вот сегодня все эти нити, ниточки, паутинки резко, раз навсегда, оборвались. Прекратив изгнанническую жизнь писателя, смерть уничтожила и самый факт изгнания. Вырвав Бунина из нашей среды, она вернула его в вечную, непреходящую Россию. И Бунин отныне принадлежит эмиграции не больше, чем любое имя славного прошлого нашей несчастной, великой Родины... ...Бунин еще и обманчиво близок к нам, и уже безвозвратно от нас далек. Прежние мерки, которыми мы мерили его творчество и жизнь, уже не годятся. Это наши дети, а может быть, только наши внуки смогут определить настоящее место Бунина. Если они будут читать «Деревню», «Господина из Сан- Франциско», «Митину любовь», «Солнечный удар» с тем же наслаждением и волнением, с каким читали мы, — значит, мы были правы, считая Бунина одним из крупнейших писателей нашего времени. Если они — в чем я лично вполне убежден, — минуя иные ошибки его биографии, подтвердят, что Бунин прожил все эти жуткие 36 лет непримиримым врагом советской власти, значит, ошибались те из нас, кто при его жизни не умели отличить случайного от основного, временного от вечного. Пожелаем же, чтобы приговор потомства был таков, как он сейчас рисуется мне». Если можно, я сейчас прочту свое стихотворение: Этот звон бубенцов издалека, Это тройки широкий разбег, Это черная музыка Блока На сияющий падает снег. ...За пределами жизни и мира, В пропастях ледяного эфира Все равно не расстанусь с тобой! И Россия, как белая лира, Над засыпанной снегом судьбой. (Звучит романс С. В. Рахманинова «Я опять одинок» в исполнении Ф.И. Шаляпина.) Поэт. Кажется, я начинаю вас понимать... Но как же это печально! Гражданин. Почему печально? Для русского писателя страдания — это неизбежность, это необходимое условие и, если хотите, это — судьба. Поэт. Да-да, конечно... Но как же вот это: В дачном кресле, ночью, на балконе... Океана колыбельный шум... Будь доверчив, кроток и спокоен, Отдохни от дум. Ветер приходящий, уходящий, Веющий безбрежностью морской... Есть ли тот, кто этой дачи спящей Сторожит покой? Есть ли тот, кто должной мерой мерит Наши знанья, судьбы и года? Если сердце хочет, если верит, Значит — да. Это есть в тебе, ведь существует. Вот ты дремлешь, и в глаза твои Так любовно мягкий ветер дует Как же нет любви? Поэт. А ведь это написано в июле 1918 года! Как же можно быть таким разным? Гражданин. На то он и гений, мой дорогой. Но так и быть, не буду больше шокировать вас жестокими, хоть и потрясающе точными фразами. Послушайте лучше еще стихи. Тихой ночью поздний месяц вышел Из-за черных лип. Дверь балкона скрипнула, — я слышал Этот легкий скрип. В глупой ссоре мы одни не спали, А для нас, для нас В темноте аллей цветы дышали В этот сладкий час. Нам тогда — тебе шестнадцать было, Мне — семнадцать лет. Но ты помнишь, как ты отворила Дверь на лунный свет? Ты к губам платочек прижимала, Смокшийся от слез, Ты, рыдая и дрожа, роняла Шпильки из волос. У меня от нежности и боли Разрывалась грудь... Если б, друг мой, было в нашей воле Эту ночь вернуть! Эмигрант. Позвольте прочесть вам стихотворение еще одного, так сказать, бунинского «соседа по эмиграции». Его имя — Дон Аминадо (или Аминад Петрович Шполянский). Если б вдруг назад отбросить Этих лет смятенный ряд, Зачесать умело проседь, Оживить унылый взгляд, Горе — горечь, горечь — бремя, Все — веревочкой завить, Если б можно было время На скаку остановить, Чтоб до боли закусило Злое время удила, Чтоб воскликнуть с прежней силой — Эх была да не была! Да раскрыть поутру ставни, Да увидеть под окном То, что стало стародавней Былью, сказочкою, сном... Этот снег, что так синеет, Как нигде и никогда, От которого пьянеет Сердце раз и навсегда. Синий снег, который режет, Колет, жжет и холодит, Этот снег, который нежит, Нежит, душу молодит, Эту легкость, эту тонкость, Несказанность этих нег, Хрупкость эту, эту звонкость, Эту ломкость, этот снег! Если б нам да в переулки, В переулки, в тупички, Где когда-то жили-были, Жили-были дурачки, Только жили, только были, Что хотели, не смогли, Говорили, что любили, А сберечь не сберегли... Поэт. Ну уж Иван-то Алексеевич Бунин не только жил да был, уж вы мне поверьте! Внимание! В 1933 году состоялось событие мирового значения — Нобелевская премия в области литературы была присуждена, наконец, русскому писателю — Ивану Алексеевичу Бунину. Свершилось! Вы же не будете с этим спорить? Гражданин. Разумеется, нет! Это действительно замечательное событие, которое и сам Бунин оценивал весьма высоко. А вот через много лет... Эмигрант. Из разговора Бунина с Ириной Одоевцевой: «А о моей душе вы не подумали? У меня ведь душевное зрение и слух не такие, как у всех. Я чувствую гораздо острее, чем обыкновенные люди, и горе, и счастье, и радость, и тоску. Просто иногда выть на луну готов. И прыгать от счастья. Да, даже и сейчас, на восьмом десятке. Хотя какое же у меня теперь счастье? Конец жизни похож на начало. Нищенская, грустная юность, нищенская, тяжелая старость. Сколько унижений, оскорблений! С протянутой рукой — парлэ ву франсэ, шпрехен зи дейч? Подайте великому писателю, Нобелевскому лауреату! Это при моей-то гордости — ведь я нечеловечески, я дьявольски горд, и почести и поклонения принимал всегда как должное. Представляете себе, каково мне теперь? А?.. Представляете?» Поэт. Но несмотря на всю горечь и все беды... «Все слухи и слухи. Жизнь в непрестанном ожидании... И это ожидание чего-то, что вот-вот придет и все разрешит, сплошное и неизменно-напрасное, конечно, не пройдет нам даром, изувечит наши души, если даже мы и выживем. А за всем тем, что было бы, если бы не было даже ожидания, то есть надежды? Боже мой, в какой век повелел Ты родиться мне!» Гражданин. Но Бунин не был бы великим поэтом, если бы не вот это: Бледнеет ночь... Туманов пелена В лощинах и лугах становится белее, Звучнее лес, безжизненней луна, И серебро росы на стеклах холоднее. Еще усадьба спит... В саду еще темно, Недвижим тополь матово-зеленый, И воздух слышен мне в открытое окно, Весенним ароматом напоенный. Уж близок день, прошел короткий сон — И, в доме тишины не нарушая, Неслышно выхожу я на балкон И тихого восхода ожидаю... (Звучит «Всенощная» С. В. Рахманинова.) Конец Использованная литература: Бунин И.А. Окаянные дни. Собр. соч. Кн. 6. СПб.: Бионт, 1994. Бунин И.А. Стихотворения и переводы. М.: Современник. 1986. | |
| Просмотров: 1664 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 0.0/0 | |
| Всего комментариев: 0 | |
